С петушиным криком той ужасной ночью
Когда бедный Симон грелся у костра,
Вздрогнул он, слезами наполняя очи,
Обращаясь снова в верного Петра…
С той поры особый жребий этой птице
Сам Господь назначил до последних дней,
Петуха отметив даром добудиться
Совести сомлевшей гибнущих людей…
Всякое бывало в стороне бедовой,
Где живые люди словно глинозем:
Праздник – так деревня на деревню с колом:
То-то бесам любо поглядеть потом!
Где сосед соседу, если побогаче,
Христа ради снега в зиму не подаст,
Кто из грязи в князи вышел – наипаче
Тех, кто рядом, в ту же втаптывает грязь!
Только вот ночами неспокойно спится,
Если по деревне петухи кричат,
Дворик Каиафы так иль эдак мнится...
И не помогает стопка первача…
Топоры стучали, церкви возводили,
Каялись злодеи, мытари сполна.
С петушиным криком «Господи, помилуй»
Протрезвлялась совесть, что досель спала.
Но вот злая воля до руля дорвалась,
Прекратить решила это навсегда.
В каменные клетки всех людей созвала:
Вот тебе будильник, «телек» да еда!
Так и ходим, словно лошади по кругу,
Всесмехливой кармы крутим жернова.
Спящую мобильник совесть не разбудит,
Почивай спокойно, коль еще жива!
Только…
Над вечерним смогом автострады
Летом на закате, ярче с каждым днем
Видно, как вполнеба кто-то расправляет
Огненные крылья с голубым пером.
Словно набирает воздуха на крыше,
Чтобы среди ночи спеть в последний раз:
«Просыпайтесь, люди! Ваше время вышло!
Кончилась Cуббота. Пасха началась!»